У черта на посылках - Страница 51

От собственной наглости у меня аж дух захватило! Вот это я завернула. Ох, и пошлет он меня сейчас…

Гордеев молчал. Наверное, обдумывал, как бы меня отбрить половчее. Я приготовилась к самому худшему, но он вдруг сказал:

– Я знаю, кто ты такая. Ты журналистка!

– Как догадался? – От неожиданности я даже забыла о том, что надо отпираться от своей профессии насколько хватит сил. Узнают, что на площадке журналистка – попрут в три шеи и в двадцать четыре часа.

– Как ты догадался? – Повторила я, кусая губы.

– Секрет фирмы. Главное, что я прав. Догадаться, кстати, было нетрудно. Удивительно, что тебя еще не раскусили.

– Ах, какие мы самоуверенные. Это от звездной болезни, да?

Он приподнял одну бровь.

– Звездной болезни? Не знаю что это такое.

– В самом деле? – Криво усмехнулась я.

– В самом деле. Конечно, приятно, когда тебя узнают на улицах, везде пускают и просят автографы. Но мне кажется, что настоящую звездную болезнь мы все перенесли в детстве, когда все живут ради тебя, все тебя любят и всех поголовно интересует, покакал ты или нет, не к столу будь сказано.

– Ты еще и философ. – Непочтительно хмыкнула я. – А как же поклонницы. Я слышала, они тебя просто одолевают!

– Черт возьми, ты права. Эти девицы точно свихнулись, навязываясь в подружки. Засовывают мне в карманы брюк ключи от своих квартир, подбрасывают бумажки с номерами телефонов! Просто дух перевести некогда!

Выслушав эту самоуверенную тираду, я сказала с ехидной ухмылкой:

– Можешь быть спокоен, уж я-то тебе точно не стану ничего засовывать, тем более в брюки.

– А я бы не отказался. – Мечтательно протянул Александр, и быстро протянув через стол руку, накрыл ей мою ладонь. От неожиданности я покраснела как рак и прошипела:

– Отвали, суперстар, пока руку не оторвала.

– Как приятно в наши дни встретить девушку, которая говорит то, что думает! – Заржал Гордеев, но руку все же убрал.

Я наклонилась к нему и шепотом сказала:

– Если я тебе скажу, что я действительно думаю, у тебя уши в трубочку свернуться, понял?

– Понял. – Он поднял руки, показывая, что сдается. – Срочно меняю тему. Так что тебя интересует здесь?

– Не ты – это точно. – Фыркнула я.

– Ясно, но я не имел в виду себя. Мне интересно, приехала ли ты сюда из-за съемок фильма или из-за дома?

– При чем тут дом? Что в нем особенного? – Начала было я и прикусила язык, но было поздно. Гордеев насмешливо вздернув бровь, уставился на меня с недоумением, забыв поставить чашку на стол.

– Ты что, в самом деле не представляешь, где находишься? И не знаешь, почему Кибиткин требовал именно этот дом для экранизации?

Я поняла, что на это раз он не издевается, а удивлен вполне искренне. Я удивилась. До сих пор мне казалось, что дом ничем особенным не выделяется. Конечно, он представляет некоторую историческую ценность в силу возраста, но и то вряд ли большую, похожих домов в Москве сотни. Лихорадочно пытаясь определить, в чем кроется подвох, я перебирала в уме различные варианты, совсем позабыв о сидящем напротив Александре. Он напомнил о своем присутствии деликатным покашливанием. Я опомнилась и неприязненно взглянула на него. Мало мне своих загадок, так он еще подбросил новую.

– Ты ведь ничего не знала о доме, верно? – Вопрос был задан таким тоном, что ответа не требовалось.

– Может, просветишь меня, раз уж ты такой осведомленный. – Предложила я.

– Почему бы и нет. – Пожал он плечами. – Хотя, насколько я знаю, информация эта под большим секретом и ты должна пообещать, что не побежишь прямо в халате оповещать свою газету о сенсации.

– Не газету, а журнал. – Мрачно поправила я. Намек на мой внешний вид напомнил мне, что я выгляжу ужасно. Я запахнула халат, проклиная все на свете, но с места не сдвинулась. Ничего я тебе обещать не буду. Не хочешь – не рассказывай. Я тебя за язык не тянула.

– Почему же, расскажу. – Неожиданно миролюбиво сказал Гордеев. – Только не делай поспешных выводов.

– Ладно.

– Ходят упорные слухи, что это особняк послужил прототипом дома, описанного в повести Алексея Толстого «Упырь». Читала такую?

– Что я, по-твоему, неграмотная? Читала, конечно. Ну и что? Кстати, насколько я помню, дом генеральши Сугробиной находился всего в тридцати верстах от Москвы, а этот дом – гораздо дальше. Не сходится у тебя.

– Я же говорил, не делай поспешных выводов. Слышала как называется это место?

– Березовая роща. И что?

– Ну.

– Что «ну»?

– Вспомни книгу?

– Я ее читала в детве. Но не конспектировала же и наизусть не заучивала. Что именно я должна вспомнить?

– Пойдем со мной. – Он поднялся на ноги, бесцеремонно схватил меня за руку и потянул за собой. Я попробовала сопротивляться, но он держал крепко, и мне пришлось покорно тащиться за ним, как ослику на веревочке. Интересно, почему это в последнее время меня все время норовят куда-то тащить против моей воли? Я молила бога только об одном, чтобы наша живописная скульптурная группа не попалась кому-нибудь на глаза. Бог меня не услышал, спал, наверное. В самый неподходящий момент из-за поворота вышла Анжелика. Увидев нас, она прижалась к стене, личико ее побледнело. Видя, каких усилий ей стоило сохранить относительное спокойствие, я почувствовала острое желание немедленно остановиться и объяснить ей, что то, что она думает, совсем не то, что она думает, но Александр уже втащил меня в одну из комнат и захлопнул за собой дверь. Я так и не поняла, заметил он Анжелику или нет?

Мы оказались в библиотеке. Отцепившись от меня, Александр бросился к одному из шкафов, которых тут было множество, открыл застекленную дверцу резного дуба и принялся сосредоточенно рыться на полке. Мне стало не по себе. В конце концов, если верить Майе (а у меня не было оснований ей не верить), этот дом принадлежит Анжелике, и рыться в ее шкафах, по меньшей мере, неприлично, даже в книжных. Но судя по всему, подобные тонкости моего спутника совершенно не волновали, он вел себя совершенно непосредственно, перебирая корешки книг. Решив, что вся ответственность за вторжение целиком полностью лежит на Александре я, успокоив таким образом свою совесть, приблизилась к шкафу и осторожно заглянула ему через плечо. Полка, на которой он копался, выглядела довольно странно. То есть, не сама полка, конечно, а собранные на ней книги. Это были различные издания А. Толстого, некоторые выглядели такими старыми и потрепанными, что вполне могли быть прижизненными. Были и современные, самые разные, толстые и тонкие. Были несколько томиков на иностранном языке, очевидно – переводы.